Любовь к охоте родилась у него в те годы, когда еще будучи двенадцатилетним Митя (так звали его домочадцы, а после и все остальные) прочитал куперовского «Зверобоя». Зачитанная до дыр книга, подарок отца, вызвала во впечатлительном ребенке бурю восторга.

– Я не траппер! – гордо повторял Митя вослед Натаниэлю Бампо, стреляя навскидку животных из пневматической винтовки в тире. Механические зверюшки нервно подергивались и, откидываясь на спины, застывали.

– В прежние годы, парень, тебя наградили бы значком Ворошиловского стрелка, – хвалил его седой смотритель тира и шел расставлять лис, волков, зайцев, прочих существ по своим местам.

В старших классах, на уроках начальной военной подготовки. Митя опережал сверстников. Быстро и ловко разбирал «Калашникова», надевал противогаз, не говоря о том, что в стрельбе ему не было равных.

После школы он дважды пытался поступить в рыбвтуз, но оба раза проваливался на экзаменах. Вскоре нагрянула служба в армии. Рослого, переполненного стальными мускулами юношу, подбородка которого уже не раз касалась электробритва, забрали в рекруты, в мотострелковые войска. Снайперские способности позволили Мите быть отличником боевой и политической подготовки, что, в свою очередь, отражалось на отпусках, которыми полевые командиры охотно премировали бравого военнослужащего.

Демобилизовавшись, наш герой устроился стрелком-водителем на автобазу по санитарной очистке города. В его обязанности входил отстрел бродячих животных: собак, кошек, щенков, котят. Работой Митя не тяготился, считал ее такой же благородной, как труд врачей, учителей, прокуроров, судей, дворников, сторожей. Поэтому к критическим статьям; публиковавшимся в печати, в которых его работа подвергалась бичеванию, относился с негодованием.

– Дядь Миш, ты посмотри! – возмущался Митя, показывая напарнику газету. – Почитай, что эти прохиндеи про нас пишут. Мол, жестокие мы, бессердечные, в палачи нас надо. Ух! Показал бы я этим щелкоперам палача, – он повторил излюбленный жест указательным пальцем, словно нажимал на спусковой крючок.

Михаил Строганов, с которым Митя выезжал не только на работу в предрассветные часы будней, но и в выходные (когда разрешалось) на охоту, был самым старым работником автобазы. Весь пропахший собачатиной, дед махал рукой, давая понять, что пустое все это.

– Ты, Митяй, не воспримай близко к сердцу, – кряхтел старик, закуривая «Приму» – в нашем деле стальны нервы прежде всего. А что пишуть, так и пусть себе. Они за то деньги получат. Чем кипятиться, лучше скажи, ты к воскресенью готов?

– Само собой. Только вот...

Так и текла Митина жизнь – тихо и ровно. Ее покой нарушили только два радостных события: удачная, по его мнению, женитьба и рождение сына, которого в честь Митиного отца нарекли Алексеем. К моменту описываемых нами событий Мите шел; тридцать четвертый год...

* * *

– Василий Андреевич просил зайти, – сообщил вахтер, когда Митя и дядя Миша вернулись с очередной облавы. Стрелки переглянулись и, пожав плечами, направились к административному корпусу.

Директор редко вызывал их, может быть, потому, что жалоб на стрелков практически не поступало. Если, конечно, не брать в расчет «телеги» граждан, потерявших своих четвероногих любимцев. В любом случае Василий Андреевич принимал сторону своих подчиненных,

Хмурый вид начальника, нервно расхаживающего по кабинету, не предвещал ничего хорошего. Заметив стрелков, он остановился, поправил галстук, хотя этого и не требовалось, и, кашлянув в кулак, произнес:

– Звонили из горкома. – хозяин кабинета, будучи консервативным по натуре, слово «администрация» не принимал и поэтому говорил по привычке «горком», из приемной Владимира Романовича. Один пес на Барсовой искусал школьников. Бешеный, наверное, а может, и нет, это не важно. Нужно поймать его. Днем вы, конечно, не ездите, а вот сегодня прилетел.

Через двадцать минут грузовик автобазы остановится около решетчатого забора средней школы. Их встречала пожилая женщина в зеленом драповом пальто с серым меховым воротником.

– Вы директор? – спросил ее дядя Миша, та кивнула в ответ.

– Где собака?

– Собака за гаражами, что сзади школы, – сказала директор, – детей мы уже увели.

Грузовик объехал школьный двор и остановился, Зарядив ружья, стрелки выбрались к гаражам.

– Вот она! – вскричал дядя Миша и выстрелил навскидку.

Митя заметил только рыжий хвост, мелькнувший за углом одного дальнего гаража. «Промазал», – подумал он и бросился в погоню. Добежав до последнего гаража, Митя увидел небольшую лохматую псину, бегущую к забору, ограждающему соседнюю стройку. Не мешкая, стрелок прицелился и выпалил. «Черт!» – выругался Митя, увидев, что пес целехонький, нырнул в черную щель забора. «Ну, сука, я тебя еще достану», – подумал стрелок. Подоспел запыхавшийся дядя Миша. Посмотрев на растерявшегося напарника, он посочувствовал:

– Не переживай, в следующий раз будем метче.

Промахи в их работе, конечно, случались, и в такие дни Митя со стыда не знал, куда деться. Старик же свои неудачи списывал на возраст. Впрочем, Мите он замечаний не делал, наоборот, подбадривал.

После этого случая Василий Андреевич не раз вызывал стрелков, давал нагоняй, посылал снова к знакомой школе, бросая напоследок:

– Да убейте же ее, наконец!

И всякий раз, возвращаясь ни с чем, Митя замечал:

– Наверное, пока стройка не закончится, псину не изловишь.

И стройка вдруг закончилась. Впрочем, не «вдруг». Просто, когда стрелков вызвали к школе первый раз, строители возвели последний этаж и приступили к отделочным работам.

Каково же было удивление стрелков, когда Василий Андреевич вручил дяде Мише ордер на квартиру в этом доме. Оказывается, очередь, двигавшаяся неполных тридцать лет, наконец, дошла и до старика.

Обрадовавшийся дядя Миша через месяц устроил новоселье, пригласив напарника, двух слесарей с автобазы, с которыми, хоть и не дружил, как с Митей, находился в добрых товарищеских отношениях.

Торжество, совпавшее со старым Новым годом, прошло скромно и весело. Поздно вечером, пожелав в последний раз всех благ хозяевам, Митя отправился домой.

По дороге его остановили несколько молодых людей, один из которых попросил закурить.

– У меня нет, – ответил Митя, разводя руками.

– А почему у тебя нет? – развязно спросил все тот же парень.

– Не у тебя, а у вас, – поправит его Митя и спросил, несколько отступая назад, – Вам чего надо?

– Дядя, у нас на мороженое не хватает, не отсыплешь? – продолжал куражиться сопляк.

– Губы закатай обратно, щенок, – пожелал ему Митя.

– Грубите, – сказал самый высокий из всей компании и резко ударил Митю кулакам в живот. От удара другого сопляка Митя уклонился и стукнул длинного ногой в колено. Неожиданно резкая боль появилась и тут же усилилась у Мити в боку. «Нож?» – удивился он и, потеряв сознание, как подкошенный, рухнул на землю...

Лохматый рыжий пес, бродивший неподалеку, заслышав человеческие голоса, насторожился и выглянул из-за гаражей. Фигуры пятерых или шестерых людей исчезали в темноте, и только что–то неподвижное, издали напоминающее бревно, лежало на земле. Пес понюхал воздух и осторожно приблизился.

Это неподвижное оказалось врагом, пытавшимся не раз убить пса, и только чудом лохматый избегал смерти. И нот теперь этот человек – без своей страшной двустволки совсем не опасный – лежит на земле. Поверженный своими же двуногими (а этого пес никак не мог понять), он вызывал жалость. Лохматый не умел плакать, даже не знал, что такое слезы, и поэтому завыл от неожиданно нахлынувшей тоски. Выл долго и  протяжно, словно бы звал на помощь. В двух–трех окнах спящей девятиэтажки вспыхнул свет. Кто–то из полусонных жильцов выглянул на улицу. Пес на какое–то мгновение умолк и снова завыл. Включенных лампочек в доме прибавилось, в том числе и в квартире дяди Миши. Вскоре обеспокоенный старик, легко одевшись, выскочил из подъезда и побежал в сторону собачьего воя...