Однако реестровые казаки были лишь небольшой частью сложившегося к тому времени значительного казачьего населения Запорожья, организованного по военному образцу, приток которого, начиная со второй половина XVI века, с каждым годом все возрастал из-за усиления религиозного, политического и экономического притеснения православных в польско-литовском государстве. Казаков, не вошедших в реестр, называли сечевыми, вольными или низовыми казаками. Основными задачами реестровых были охрана границ и контроль за нереестровими казаками. Часто отношения между теми и другими становились весьма напряженными. Обязанности, плата за службу и привилегии реестровых казаков определялись сеймом и королем Речи Посполитой. Реестровые казаки были выделены в отдельное сословие. Численность реестрового казачества менялась в зависимости от нужд Польской короны. Так за 80 лет существования реестра на территории контролируемой Польшей численность реестровых войск колебалось от одной тысячи, до 60 тысяч человек.

В 1654 году, при подписании Переяславского договора, когда большая часть Украины вошла в состав Московского государства, русским царем были также подтверждены все привилегии, ранее дарованные реестровому казачеству польским королем, и даны новые. Царь обязался выплачивать жалованье казацкой старшине и не вмешиваться во внутренние дела казачества, сохранял местную казацкую администрацию. Численность реестра была утверждена в количестве 60 000 человек. В то же время реестровое казачество обязано было направлять налоги в царскую казну и воевать вместе с царем против его врагов.

Однако в 1727 году численность реестровых казаков была уменьшена до 10 тысяч, а в 1783 году реестр был отменен. Вместо реестра началось формирование регулярных казачьих частей, включая пехоту (пластуны) и артиллерию. В этом статусе казачество просуществовало до Октябрьского переворота. В Советском Союзе о казаках вспоминали только в годину тяжелых испытаний. Однако неумирающая народная традиция и десятилетиями копившиеся этнические силы привели потомков казаков в конце 1980-х гг. к осознанию необходимости в полной мере заявить о себе на общественно-исторической сцене. Это стало возможным в результате развала единого идеологического поля в СССР.

Казачье движение оказалось достаточно разнообразным, как по своим политическим предпочтениям, так, и во взглядах на возрождение. Наиболее консервативное крыло казачества видело свой идеал в восстановлении дореволюционной казачьей жизни. Другая часть казачества видела главное предназначение казаков в патрулировании улиц. Это явственно говорило об укоренении в сознании советских людей образа «казака-нагаечника», насаждавшегося правящей идеологией.

Уникальность восстановления этнической общности через семь десятков лет практически неповторима. Подобное (но отнюдь не равнозначное) пережили горцы Шотландии – хайлендеры в XVIIIв.. Исторический разрыв никогда не проходит бесследно: размывается этническая структура, деформируется самосознание. Эффективных направлений казачьего возрождения могло быть только два. Первое предусматривало восстановление всей полноты казачьей дореволюционной жизни: воинской службы, хозяйствования и самоуправления (полная реабилитация). Второе – моральная реабилитация – предоставление казакам самим решить свою судьбу, без вмешательства со стороны государства. Однако российский политический истеблишмент выбрал третий путь – не давать казакам практически ничего, при этом пытаясь полностью регулировать казачье движение. Первыми преимущества такой ситуации оценили региональные власти.

Изначально наиболее многочисленной и сплоченной общественной организацией на постсоветском пространстве был Союз казаков. Однако, начиная с 1993 г. власти пытались ослабить Союз казаков, противопоставив ему маргинальные казачьи объединения. Либеральные журналисты, близкие к идейным вдохновителям реформ, пытались повесить ярлык «красных» на членов «Союза». Делалось это отнюдь не из-за коммунистической или левой ориентации Союза казаков. Как раз наоборот, руководство и актив крупнейшей казачьей организации стоял на консервативных и традиционалистских позициях. Однако позиции патриотизма, возрождения империи и всеобъемлющей реабилитации казачества не вписывались в идейную конструкцию вестернизации России, исповедуемую тогдашним руководством страны.

9 августа 1995 г. за № 835 был подписан Указ Президента РФ «О государственном реестре казачьих обществ в Российской Федерации», положивший начало полномасштабному расколу общеказачьего движения. Указ декларировал многое из тех требований, которые казаки выдвигали еще с 1989 г.. Например, были закреплены права казаков на службу в частях Вооруженных Сил с наименованием «казачьи», природоохранную и иную деятельность; вводился казачий целевой земельный фонд; получали полугосударственный статус «казачьи общества» различных уровней. Но реализация и особенности правоприменения Указа Б.Н. Ельцина привели к совершенно нежелательным для казаков последствиям. Недаром одним из его соавторов был Б.А. Березовский.

На деле, служба в частях Вооруженных Сил России, фактически была не казачья и дискредитировавшая саму идею казачьей службы. Если до революции казаки несли службу в казачьих полках, комплектовавшихся казачьими войсками из своих казаков, со своими традиционными чинами, наименованиями воинских соединений, с применением казачьих приемов боя и тактических действий, с ношением формы по войскам, то на современном этапе государственная политика превратила службу в фарс. Небогатые молодежью реестровые казачьи общества не смогли комплектовать требовавшихся Министерству обороны казачьих частей. «Казачьи» воинские части комплектовали любыми имевшимися призывниками. В таких армейских соединениях не приходилось и говорить, о каких бы то ни было традициях казачества.

Развитие экономики реестровых казачьих обществ также потерпело фиаско. Получение целевого земельного фонда превратилось в целую эпопею для станичных и хуторских казачьих обществ. Земельные комитеты старались затягивать выделение земли, обставляя получение ее рядом бюрократических препонов. Но, и получив землю, казаки не смогли ей в полной мере воспользоваться, так как в начале 2000-х годов, с выходом нового Земельного кодекса, понятие «бесплатное бессрочное пользование» исчезло. Выплачивать земельную аренду или приобретать площади в собственность неокрепшим казачьим хозяйствам было не под силу. В результате большая часть станичных и хуторских казачьих обществ просто вернула землю государству.

Квазигосударственный статус войсковых и окружных казачьих обществ оказался очередной политической мистификацией. Поиск путей вписать реестровые общества в современные правовые отношения выродился в формулировку «общественные объединения в форме некоммерческих организаций». Даже реестровые чины, включая генеральские и полковничьи, щедро или не очень щедро раздаваемые Администрацией Президента России (в зависимости от близости выборов) с точки зрения российской юриспруденции оказались ничтожными.

К моменту принятия Закона «О государственной службе российского казачества» реестр представлял собой идеологического и социально-политического банкрота. Конвульсивные движения различных групп давления в Администрации Президента, Правительстве и парламенте направленные на решение «казачьего вопроса» приводили только к взаимопротиворечащим законодательным актам. Однако со стратегическим направлением политики в отношении казачества лидеры страны определились. Его озвучил, в свойственной ему манере, советник Президента по делам казачества генерал-полковник Г.Н.Трошев: «Казачество такое, какое оно есть сегодня, государство не устраивает, т. е. власть не устраивает. С 1990 г., возрождение стихийное. В ХХI в., казачество с его «навозным патриотизмом» - анахронизм; общины, традиции – средневековое мракобесие, «упертое казачество» современному государству европейского уровня просто вредно. Мы создадим новое казачество из чего угодно, без так называемых казачьих потомков, тянущих нас назад к феодализму». Эта фраза родилась не спонтанно.

В начале 2000-х годов произошла смена поколений в реестровых обществах. Носители подлинно казачьей традиции, в основном пожилые люди, умерли или отошли от активной работы. Их место заняли люди среднего возраста, которые в 1995-1998 гг. осознанно избрали путь разрыва отношений с Общероссийской общественной организацией «Союз казаков» и выбрали реестр. Прошлое новых казачьих активистов было тесно связано со службой в МВД и милиции. Казачий уклад и обычаи уступили место псевдорелигиозности и ложным представлениям на историю казачества. Там, где знаний не хватало, в ход шло элементарное заимствование из практики Союза казаков. Так был переложен «Кодекс чести казака», разработана система управления казачьими обществами по аналогии с «Союзом». Скопированы были и исторические анахронизмы, никогда не встречавшиеся в казачьей практике до революции: советы атаманов, советы стариков, обязательное присутствие православного священника на всех Кругах, сходах, сборах, правлениях и т.п. (последнее было взято из книг о некрасовцах, но у них это было оправдано тяжелой религиозной ситуацией).

Основа дореволюционной казачьей жизни состояла в единстве воинской службы, особых принципов экономики и казачьего самоуправления, при определенной привилегированности внутри империи. Дать казакам возможность почувствовать чувство локтя во время военной службы, взаимовыручку в хозяйственной жизни – значит позволить стать казаку господином своей судьбы, ощутить отдельным казакам принадлежность к этно-социальной общности под названием «казачество».

Видимо допустить это нельзя. Поэтому казачество раскалывается (из некоммерческих организаций «казачьих обществ» выделяются некоммерческие партнерства, куда, как предполагается отправлять членов обществ старше 65 лет); вместо земли атаманов переводят на жалования в органах государственной власти и местного самоуправлении; вместо службы – создание частных охранных предприятий; вместо потомственных казаков (а также людей, безоговорочно принявших на казачий образ жизни), «основатели казачьих родов» (грамоты-потенты на это будет раздавать Русская Православная Церковь).

В последние 6-8 лет идет планомерный, но необратимый внутренний процесс расказачивания «реестра», выражающейся, для всего российского (шире, мирового) сообщества в дискредитации возрождения казачества. К этому относится создание войсковых казачьих обществ, в местах нетрадиционного проживания казаков, перекройка земель исторических казачьих войск, поглощение одних войск другими. Из реестра с каждым годом уходят принципы казачьей демократии, заменяясь чиновничьим произволом и пресловутым административным ресурсом. Должности атаманов плавно переходят в руки чиновников и отставных офицеров МВД. Без реальной военной службы деятельность реестра скатывается к «всероссийскому ЧОПу».

Хочется отметить, что в Великороссии такого явления как «реестровое казачество» до 1995 г. никогда не существовало. Казаки Московского царства – представители различных этнических групп со значительным превалированием в своей среде великорусского элемента, исповедовавшие православную веру, были выходцами из различных регионов, добровольно променявшие свою тяжелую, но более спокойную долю в государстве, на беспокойную, хотя вольную жизнь защитников рубежей Отечества.Позже, в эпоху Российской империи, казачьи войска создавались по указу русских царей и служили царям, как персонифицированным носителям суверенитета страны. Но никогда в русской истории казаки небыли наймитами за подачку, приставленные надсмотрщиками к другим казакам. Это родовые пятна польско-литовского реестра.

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл объявил 1 сентября, день Донской иконы Божией Матери, днем православного казачества.Поможет ли это, покажет будущее.Главное, чтобы не забылись вещие слова великого русского писателя Николая Васильевича Гоголя: «Казачество – это искра, высеченная из груди русского народа ударами бед».