В этом кинотеатре я уже второй раз. Красиво и уютно здесь: аквариумы, настоящие пальмы и живые попугаи, свободно летающие над головами посетителей. Здесь можно часами ходить и любоваться рыбками. Ух, ты! Какой глазастый телескоп! В аквариуме по соседству, обитали яркие цихлиды. Они как всегда устраивают драчки друг с другом. Кто в доме хозяин?! Невозмутимые акары, методично машут плавниками, зависнув на одном мете и взирая, сквозь стекло аквариума, на шумную человеческую публику.

- Славка! Славка, ты где ходишь? Пошли в зал. – Прибежала Марина.

В зале кинотеатра рассаживались люди. Слышалось эхо голосов и хлопающих сидений. Все расселись. Погас свет. Начался фильм. «Побег». О, эти не унывающие французы! Фильм захватил меня, поглотил миром динамичных событий и я с неохотой воспринял его окончание и выход из зала.

Мы прошли к набережной, к пристани… Я ещё находился под впечатлением от увиденного и потому не сразу понял, что нас стало больше. Возле Марины шёл парень крепкого телосложения и всё время старался ухватить её за талию. Она же всякий раз уворачивалась от его рук.

- Отстань, тебе говорю! Иди спокойно. Выпил пива, веди себя скромно… - Посмеивалась над ним Марина.

Я уже злился на него. Но он здоровый и ему лет двадцать шесть, наверное… но тут он сам обратил своё внимание на меня и показывая рукой в мою сторону:

- А это что за молокосос с нами?

- Сам ты молокосос!

- Ты что сказал, сопляк? По башке схлопотать хочешь?

- Да, успокойся же, тебе говорят! – отдёрнула его от меня Марина.

Но он не унимался:

- Чо… сопляк, делавой штоль?

И увернувшись от Марины, он оказался возле меня. Схватил за плечо. Я несколько лет занимался вольной борьбой и у меня сработал рефлекс: бросок через бедро… Парень лежит на тротуаре и ошалело моргая глазами, смотрит на меня.

- Ах, ты… - Он начал подниматься с асфальта.

И тут я услышал голос сестёр:

- Беги, Славка! Беги!

Что-то мне подсказало, что это правильное решение. И я побежал. И остановился, лишь добежав до каких-то беленых стен, похожих на монастырские… Сердце учащённо колотилось, руки дрожали. Но я был доволен собой. Как я его! На обе лопатки бугая положил… Успокоившись, я немного побродил по городу, потом прогулялся вдоль «Набережной имени Первого Мая», так было написано на табличке одного из домов.

Подойдя к дому сестёр, я очень осторожно открыл калитку, чтоб - ни скрипа, ни звука, и вошёл в дверь, ведущую на второй этаж. Медленно, шаг за шагом, поднялся. Лестница не издала не единого скрипа. Уф!

Дверь была не заперта. Войдя, я налил, ещё тёплый, чай. Напившись, сел к телевизору. Время шло, а девчонок всё не было. Глаза начали склеиваться…

Проснулся я от щелчка выключаемого телевизора.

- Спишь, герой?! Мы его едва успокоили. Всё порывался тебя искать. И надо было тебе с ним связываться?!

Позёвывая и потирая глаза, я встал с дивана.

- За то, как я его! А?!

- Как он бы тебя!

- Если б не убежал! – Послышался ехидный голосок Ирины.

- Славка, лучше сразу, с утра, едь к бабушке… Он может и сюда припереться. А нам тут не нужны скандалы. А он быковатый парень, когда пива выпьет…

- А пьёт он его, каждый божий день… - Опять посмеивалась Ирина.

- Да… Так что извини!

- Да, ладно вам! Я же и так завтра собирался…

- А кто тебя знает?! Может, передумал…

Мы сидели на кухне и пили чай с тортом, принесённым сёстрами с прогулки. Мне постелили на полу, возле телевизора. Марина и Ирина смотрели телек, а я провалился в сон. Мне снилось как я, вновь и вновь, бросаю этого бугая то на тротуар, то на борцовский мат и ликующие зрители машут мне руками…

Астраханское солнечное утро. Блеск трамвайных линий. Звонки и скрежет на остановках. Разноголосые гудки клаксонов проносящихся мимо автомобилей. Визг и хохот стаек детишек, с утра по раньше, мчавшихся куда-то по своим, юным делам.

На пристани суета! Вереницы прибывающих «ракетами», «метеорами» и всякими прочими транспортными средствами. Узелки, корзины, чемоданы и, конечно, рюкзаки туристов-рыболовов… На реке ветер закручивает барашки волн, громко шелестит стройными рядами деревьев на набережной, играет одеждой отъезжающих и прибывающих граждан, с особым радушным внимание приставая к женщинам, стремясь задрать им юбки и сорвать головные уборы.

Зал ожидания полон. У касс многоголосо и многолюдно. Все места в зале заняты мамами с детьми, бабульками и дедульками. Остальные курсируют по залу или на палубе, облокотясь на перила, покуривают… Делают это они с особым чувством расстановки и видом значимости, задумчиво прищуривая то один то другой глаз, церемонно стряхивая пепел сигарет в мутные воды Волги.

Заняв очередь у касс и глядя на суетящихся вокруг старушек, задумался: что им на старость лет дома не сидится? Попивали бы чаёк с малинкой, вели бы свои неторопливые разговоры, сидя на скамейках у подъездов домов или на лавочках во дворах… Нет же торопятся, тащатся с узелками и авоськами, расталкивают граждан… Ну куда, куда вы?

И сразу же услужливая память рисует образы: Декабрь. Снег за окном. А к нам в гости приехала бабушка, Матрёна Даниловна, из Баку. Выкладывает на кухонный стол заботливо упакованные гостинцы. В ярких блестящих упаковках - конфеты и шоколад, в серой оберточной бумаге - шербет. А вот и что-то круглое и много, тщательно закутанное газетными листами… Разворачивает один… А там яркий оранжевый плод. Что это? Хурма… О! М-ммм… Я помню этот первый сочный, вяжущий вкус…

- Молодой человек! Вы билет брать будите?! – пренеприятно ткнули меня в спину. Я возле окошка кассира и кассир, крупная, ярко рыжая тётя, с каким-то кренделем на голове, вопросительно смотрит на меня…

Благополучно приобретя билет до пункта назначения, решаю прогуляться по набережной – у меня аж почти час до отправления! На берегу, в густой кроне дубов и тополей шум и гомон. Каркают, беснуются, что-то не поделив, вороны. Чирикающие воробьиные стайки, ручейками перетекают с одного дерева на другое… И под всем этим беснованием и гвалтом, у топая в тени деревьев, скамьи. Люди пьют воду, наслаждаются мороженным или просто скользят взглядом по прохожим, реке, кронам деревьев. Аллея на набережной прекрасна! Стройные ряды высоченных деревьев, густой тенью укрывают берег. В конце аллеи, у причалов для туристических лайнеров, возвышаются белые, сверкающие красавцы-корабли.

Напитки, мороженое, трапы, праздные пассажиры в шортах и сланцах… Все добродушны и слегка ленивы: жизнь прекрасна! Когда у тебя отпуск можно быть счастливым и добрым. Можно быть ленивым… Можно неторопливо двигаться по трапу, неспешно покупать мороженое или воду. Прогуливаться по набережной или стоя у чугунных перил, фотографироваться… Всё можно когда у тебя отпуск или, как у меня, каникулы. Всё можно, когда у тебя есть деньги! А с этим у меня проблема. И я с завистью посматривал на эту праздную туристическую публику, на эти белые корабли, курсирующие меж волжскими городами… И зов чего далёкого, неудержимо прекрасного, просыпался во мне и звал на палубы этих лайнеров, слиться с толпами отдыхающих и отправиться в неведомое. Туда где я никогда не был…

Спросив время, я понял: пора не просто возвращаться, а бежать, так как, посадка наверняка началась! И действительно у причала шла погрузка на «ракету». Пассажиры, по трапу, преодолевали полосу воды под ногами, меж пристанью и белым скоростным судном. Ракета приятно рокотала и подрагивала. Я оказался последним пассажиром и за мной сразу же убрали трап. Судно медленно отходит от причала, делает манёвр. И вот уже рокот и подрагивания корабля сменяются равномерным гудением. Ракета стремительно понеслась по волжским водам, изредка наскакивая на встречную волну проходящего судна. На реке движение, хоть светофоры ставь! Буксиры, сухогрузы, тихоходные прогулочные «трамвайчики», встречные «ракеты» и «метеоры»… По берегам: порты, причалы, дома… Всё утопает в зелени…

В салоне было душно. И, несмотря на то, что я расположился у окна – мне не сиделось. Как-то не уютно… Вокруг меня начиналось трапезничество. Пакеты, свёртки шелестя и шурша разворачивались, являя на всеобщее обозрение аппетитную снедь. Жующие лица, активно работая челюстями, издавали иногда не очень приятные звуки. И я не выдержал. Водрузив сумку с вещами в кресло, чтоб не решили что оно свободно, я отправился на палубу, к корме. Здесь можно и присесть и постоять…

За кармой широкий вспененный след, разбегающиеся в стороны волны покачивали рыбацкие лодки, во множестве расположившиеся вдоль берегов… Мощные струи воздуха обтекая судно, били сильными порывами по открытой палубе. Ветер взлохмачивал волосы и агрессивно трепал одежду. Решив посмотреть вперёд, по курсу корабля, выглянул за борт. Ураганный шквал ветра ударил в лицо. Перехватило дыхание и веки, не выдержав напора воздуха, сами закрылись. Приоткрыв глаза, я увидел как подводные крылья «Ракеты» взрезали, вспенивая воду, как стремительно неслись на нас волны. Глаза слезились, но я упрямо смотрел вперед. «Ракета» несла меня вниз по волге, почти к самому астраханскому заповеднику, в края рыбаков и охотников, туда, где меня уже ждали.

Быстроходное судно, на подводных крыльях, сделало несколько остановок. Рокоча и подрагивая, от сдерживаемой мощи, «ракета» причаливала то к левому, то к правому берегам. Пассажиры сходили на берег, их заменяли новые – люди курсировали меж сёлами. У всех были какие-то дела и заботы, а кто-то, как и я, ехал в гости. Два часа пути уже позади. И вот он, знакомый, долгожданный берег.

От пристани по пыльной тропинке, обходя во множестве снующих дворовых собак, я вышел на единственную асфальтную дорогу села. Эта дорога протянулась от паромной переправы и до местного судоремонтного завода. Мимо проносился местный транспорт: мотоциклы с люльками и грузовые мотороллеры. Редкие прохожие внимательно всматривались в прибывших. Возле магазина, справа, селянки громко обсуждали местные новости, споря о чём-то с друг другом. До меня долетало многократно повторенное: «ну, прям», «хватит штоль»... Было непривычно и забавно это слышать. Так посмеиваясь над местным диалектом и «совсем не местоимениями», доносившимся со дворов, я дошёл до середины асфальтной артерии села и свернул на обычную, обильно поросшую травой улочку. Пройдя ещё немного, я увидел знакомый мне дом и сад.

Улица была пустынна. Солнце, стоявшее почти в зените, припекало. Подойдя к палисаднику и повернув деревянную вертушку, вошёл. Тишина! И только прикоснувшись рукой к щеколде ворот, я услышал звонкий заливистый лай. У моих ног, метался рыжий бесноватый комок. Будто давно знавший меня и потому радостно повиливавший хвостом. Я открыл ворота и вошёл во двор. На шум из дома вышла пожилая женщина в цветастом платье и таком же платке. Поправив платок на голове, прищурилась, приглядываясь ко мне, заулыбалась:

- О! Внучок! – И придерживаясь за перила, она спустилась по ступеням рундука. – Вырос-то как! Ну, дай я тебя обниму…

И уже сидя у кухни, под навесом, плотно увитым лиано-подобным растением с разноцветными цветами, я подумал: Как прекрасно быть гостем! У своей бабушки! Ну, кто ещё, тебе, балбесу, нажарит сладких пирожков и нальёт чаю с ежевикой?!

На досчатом столе, укрытом клеёнкой, посередине, стоял сверкавший боками самовар. Самовар кипел и дымился от углей внутри его. Заварной чайник водружённый сверху, покрывался сизым налётом… Сквозь вьюн, плотно обвившим навес, пробивалось солнце, скользя солнечными пятнами по стенам и столу. Высвечивая, как прожектором, назойливых ос, прилетевших на сладкое и стремящихся влезть в стекляшку с вареньем. Наконец-то, вдоволь наевшись я почувствовал себя сонным и счастливым. Сознание затуманилось и веки потяжелели… Здесь же, под навесом, у стола стояла металлическая кровать и я показывая га неё рукой:

- Бабушка, спать хочу… Лягу здесь?!

- Ложись, ложись! Сейчас подушку дам и покрывало.

Укрывшись покрывалом и почти провалившись в сон, вспоминаю о привезённых подарках для бабушки: - Бабушка! Там в сумке, на рундуке, подарки тебе: чай, конфеты, платье…

Что-то больно укусило за лицо. Прихлопнув, я открыл глаза – на руке была кровь. Комар. Тень от деревьев поглотила дом. Под навесом уже сгустились сумерки. Я встал, обул тапочки. Опять укусил комар. О, как я не люблю этих существ! Что за садист их создал?! Звенят, пищат и вечно пьют нашу кровь!

В тихом, по вечернему, воздухе ни шороха. Лишь где-то вдалеке лаяли собаки. Ветер донёс негромкие голоса из-за забора. Прислушался. Бабушкин и ещё один, незнакомый мне, женский голос. В палисаднике, на лавочке, рядом с бабушкой сидела её подруга бабушка Настя.

- Здравствуйте! Я Вас не узнал по голосу.

- Богатой буду! – со смехом ответила та.

- Проснулся? Ну что, пойдём ужинать? Пока ты спал я борщ приготовила и рыбу пожарила…

- Нет. Спасибо! Не хочу я рыбу! Вспомни своё прошлогодние меню: уха, рыба жареная, пирожки с рыбой, пирог с рыбой, картошка жареная с рыбой… Ничего не забыл?! А! Рыба сушеная!

- Ты чего такой? Дурной сон или покусал кто? – спросила бабушка Настя.

- Да. Комары покусали.

- Видимо бешеные они, комары эти. – Бабушка Настя поднялась с лавочки и посмеиваясь пошла к калитке палисадника, - Ладно, Ивановна, спокойной ночи вам.

Попрощавшись, мы закрыли ворота и вошли в дом.

- Ну, что? Будешь борщ?

- Нет. – покачал я головой. – А пирожки остались? Тогда – пирожки и чай.

Мы попили чаю и бабушка ушла в дальнюю комнату, туда, где у неё висели иконы. Я же вышел во двор и угостил остатком сладкого пирожка рыжего псёнка. Присел возле него, но меня в миг облепило комарьё и я отбиваясь от них вернулся в дом. Бабушка ещё молилась и я, от нечего делать, извлёк из сумки альбом для рисования и карандаши. Рисование – моё любимое занятие, всегда и везде!

Вернувшаяся бабушка разобрала постель и стала готовиться ко сну. Мне же спать не хотелось

- Я пойду к себе в комнату, порисую, потом лягу…

- Иди, иди… Спокойной ночи.

- Приятных снов.

Сидя за альбомом для рисования, я призадумался: а что я буду здесь, в селе, больше месяца делать?! Пока я был мелким, всё было интересно и любопытно, а сейчас? Скукатень!

Местные дети, обычно, с утра до вечера пропадают на речке. Ловят рыбу, купаются, ныряют в Волгу… Я же всегда с недоверием относился к этой мутной, илистой воде. Тем более, моя добрая бабушка всегда щедро потчевала меня историями о ужасных сомах, нападающих на детей. Купанье меня особо не прельщало, а к рыбной ловле я равнодушен. В общем – скука. И альбом для рисования моё единственное спасение.

Проведя за рисованием и размышлениями час-другой, стал засыпать и я. Выключил свет, запрыгнул в кровать. Старые пружины заскрипели, заскрежетали… Что ж, целый год на этой кровати никто не спал.

В окно светил уличный фонарь, жёлтым пятном покачиваясь на побеленной стене печи. Слух выхватывал из ночной бездны звуки. Перекличка собак, вопли котов, шум моторок на реке… Всё шло своим чередом и село жило своей обычной жизнью, незатихающей даже ночью.

Сквозь сон донеслось: Городские, они такие! Любят поспать! Да…

Щёлкнула щеколда ворот. Открыв глаза, посмотрел на часы: без пятнадцати девять… Ещё раннее утро! «Городские они такие… Да…» - мысленно передразнил я. Минут пять проворочавшись в постели, я встал и вышел в сад. Под яблонью, на деревянном настиле, стоял самовар и как заправский теплоход дымил трубой. Бабушка что-то стряпала в летней кухне. Прошлёпав по деревянным настилам до кухни, увидел бабушку жарящую в большой сковороде, на керосинке, картошку. Запах душистого перца и лука приятно щекотал ноздри.

- Доброе утро!

- Доброе... Умывайся. Сейчас позавтракаешь и пойдём, пока не жарко, сходим на кладбище. Цветы польём…

- Далось тебе, бабушка, это кладбище! Кому нужны там цветы? Мёртвым-то всё равно!

- Славик, это нужно живым, а не мёртвым. Это память и уважение.

-Ладно… Только я твоим коромыслом носить не буду. В том году все плечи подрал. Как люди ими воду носят? Это же неудобно! Вёдра болтаются, вода плещется, ноги из-за этого все в грязи! Ужас!

- Какие мы неженки! Так носи, руками! Пару раз сходим, и всё… Поздороваешься с дедушками.

Я пошёл умываться и голос бабушки заглушился шелестом сада. Ветер играл кронами ветвей и гнал по голубому небу чисто-белые облака.

После завтрака, как и было запланировано, мы отправились поливать цветы у семейных могил. И пока шли по улицам села, несколько раз останавливались для разговора с прохожими и такими же «бабульками-дедульками», как и бабушка, сидящими на скамеечках подле своих домов. Зорко посматривающих вокруг и живо интересующихся всеми новостями: кто женился, кто родился, кто умер, кто плох или хорош… Мне только и оставалось что вздыхать и демонстрировать своё нетерпение. Наконец-то мы приодалели все препятствия на пути и благополучно прошествовали через кладбищенские ворота. Но и здесь бабушка нашла с кем поговорить, причём не только с живыми. Я страдал молча и пытался произвести сложное уравнение и поставить знак равенства меж её заботой, вкусными пирожками и, вот такими вот, «общительными» походами. Но всё когда-нибудь заканчивается. Так и здесь. Мы полили цветы водой из ерика «протекавшего» у подножия кладбищенского холма, бабушка поговорила со всеми умершими, кого знала, а знала она многих, и мы, почти благополучно, пришли домой. По пути купив горячего хлеба в местной хлебопекарне. Хлеб был мягок и ароматен и я не удержался и ополовинил одну из булок.

Тень деревьев и навеса кухни спасала от жары. Солнце уже настолько сильно припекало, что даже деревянные дорожки в саду обжигали босые ноги. Попив компота, я взял несколько яблок, разложив их по карманам шорт.

- Бабуль, я на речку!

- А обедать?

- Потом…

На улице ветер закручивал местами пыль. Село казалось вымерло. Даже собак не видно. Лишь с берега реки доносились ликующие голоса детей. Наконец в одном из переулков сверкнула река и берег, поросший травой и камышом. Шёл я на голоса детей, к большому бревенчатому причалу, откуда, обычно, ныряли местные мальчишки и девчонки. По пути остановился у большой, не глубокой лужи, в которой сверкали тела мелкой рыбёшки. Зайдя в воду попытался поймать их руками, но они всякий раз бросались от меня в рассыпную. Оставив безуспешные попытки, я замер облокотившись о колени и опустив голову к воде. Я наблюдал! Рыбёшки, успокоившись мирно плавали вокруг. Некоторые вертелись у самых моих ног, иногда их пощипывая. Щекотно! Стало совсем жарко и приятная вода в луже, обволакивающая мои ноги, вернула желание купаться. И я отправился к причалу. Но по сути это был пирс – метров на тридцать протянувшийся от берега в реку, собранный из мощных брёвен.

Дети прыгали с причала, кто «ласточкой», кто «солдатиком». Некоторые для этого ещё и разбегались по пирсу. Деревянная конструкция причала гудела от обилия бегающих и прыгающих. Облокотившись о перила, в уголке причала, я замер и молча наблюдал за беснованиями местных. Разделся, решившись искупаться, но прыгать с причала не стал. Спустившись по бревенчатой конструкции к воде, я увидел, что и под причалом оживлённо играли дети. Они играли в «голи» - перепрыгивая с бревна на бревно или ныряя в воду и вновь взбираясь на брёвна…

Я нырнул под воду и с открытыми глазами поплыл. Тут же, прямо передо мной кто-то «бомбочкой» плюхнулся в воду. Всё вокруг зафонтанировало миллионом воздушных пузырей. Я стремительно вынырнул, едва не нахлебавшись воды. Вслед за мной из мутных вод показалась белобрысая голова. Девчонка! Смешливое лицо с веснушками.

– Ха-ха… Чо, испугалси, штоль?! – Захихикала она отплывая.

Поплавав ещё немного, в стороне от прыгунов, я отправился домой.

Последующие несколько дней моих каникул были ничем не примечательны: я собирал яблоки, полол траву, ходил купаться на речку. Много рисовал. И всё остальное время валялся на рундуке, глядя в синее-синее небо, в самую его глубину. Наблюдал за облаками и искал в них фигуры и лица. Лошади, львы, головы людей и настоящие самолёты проплывали надо мной в этой невероятной высоте.

Как-то вечером, бабушка объявила: «Приготовь себе удочку и накопай червей. Завтра идём на Пашкино сажать картошку. Там с водокачки что-нибудь наловишь на жарёху». Я небольшой любитель рыбалки, но для разнообразия… Тем более, что я уже слышал про классный клёв на Пашкино. О, если б я только знал тогда, что вставать придётся очень рано! В шесть утра меня уже разбудили, а через полчаса мы уже двигались по, не в меру оживлённым, улицам. У меня в руках по ведру с обрезками картошки, прикрытых влажной тканью и сумка с удочкой-закидушкой и банкой червей. Долго шли вдоль ерика, потом через аэродром и степью. В голове вертелись строки, неизвестно откуда в неё попавшие:

И табор, шедший на закате

Не чаял и дойти –

В степи вставали рати

И зелени полки…

По пути к нам присоединились ещё люди, с ведрами и, даже, тележками. С такими же сонными, как и я, детьми и подростками. Среди них я увидел и уже знакомую мне белобрысую девчонку с веснушками, что в реке мне свалилась на голову… Мы прошли ещё немного и за кустами можжевельника, росшего плотной стеной, послышались отдалённые голоса. Протиснувшись сквозь кустарник, я увидел частокол изгороди, силуэты людей и реку за ними. Здесь, наверно, полсела собралось! Все уже работали: копали грядки, с вёдрами ходили и укладывали картошку во вскопанное. Дети бегали с вёдрами к реке за водой и поливали посадки. Все были настолько заняты делом, что лишь изредка перекидывались друг с другом фразами. Даже дети. Мы подошли к своему участку, там нас уже ждала бабушка Настя. Мы обменялись приветствиями.

- Ну, что? Попьем компотику? Передохнём и за дело! Славик, до жары надо управиться!

- А я-то причём? Я что главная рабсила? Я помощник…

- Нет, две старые женщины будут рабсилой! Помощник… Ты на себя посмотри! Ты уже выше нас, баб Настей! Ты выше половины мужиком здесь… Пей компот, если хочешь и вот тебе рукавицы… И вперед копать грядки. А мы будем высаживать…

Мне особо спорить не хотелось. Все вокруг работали, даже маленькие дети копошились у грядок с картошкой. А некоторые лейками поливали грядки.

- А рыбу ловить, когда я буду?

- Половину вскопай и иди!

Ладно, будем копать. Я копал, а «две старые женщины» попивали компот и иногда критиковали мою работу. Но потом и они взялись за дело. Руками закапывали обрезки картофеля в ими же сделанные ямки. Копать молча стало невесело и я затеял разговор.

- Бабуль, я слышал, раньше астраханские степи заселяли нижегородскими крестьянами, а такие, вот, острова – каторжанами. У тебя, что предки каторжники?

- Нет, наверное, крестьяне. Я из Бекетовки, а Николай, дед твой, сюда из Басов пришёл.

- Басы? Что за название странное? Это где?

- Это возле земель калмыцких… У них там было большое хозяйство: разная скотина и земля… Потом пришли зелёные забрали у нас скот и расстреляли родителей…

-Какие ещё зелёные? Ты шутишь? Красные и белые воевали… ещё были анархисты… Про зелёных ни разу не слышал. Дед из казаков, да? Я видел его фото, он в чёрной форме там, молодой… Красные-то казаков расстреливали, красные… А не зелёные…

- Да из казаков… Точно тебе говорю: зелёные! Я же помню. – Настаивала на своём бабушка.

- Зелёные… -усмехнулся я, - партизаны степные наверно… А мне отец говорил что его дедов, они из ростовских казаков, под Ростовом раскулачили и, тоже, расстреляли. А три брата, среди них и мой дед Иван, бежали в Саратов… Потом и там что-то не заладилось и они разделились: Иван, уплыл в Баку, а, кажется, Михаил ушёл на север Казахстана… Вот такая история!

- Ну, теперь понятно откуда у тебя такая тяга подсолнухам головы рубить.

- Настя, - обратилась бабушка к подруге, - помнишь, как это казак подсолнухам головы порубал?

Я растерянно посмотрел на них.

- Когда такое было? Что-то не припомню…

- Да, маленькие ещё был, но вы уже жили в Шевченко. - сказала бабушка Настя.

- Маленький, а кровь казацкая уже кипела! – вставила бабушка, ехидно, посмеиваясь. И, подмигнув друг дружке, запели в два голоса:

- Любо, братцы, любо!

Любо братцы жить.

С нашим атаманом не приходится тужить…

- Хорошо поёте, но это не женская же песня...

- А нам можно. Мы – рыбачки-казачки… - и они дружно засмеялись.

Насмешки их мне не нравились и продолжать разговор я не стал.

- Бабуль, похоже половину я уже вскопал. Пойду на водокачку?

- Иди. Удочку с червями не забудь. Да, перекуси. Вон там, в свёртке. Курочка, картошка, помидоры…

- Хорошо хоть не рыба.

- Ничего и рыба будет! Вот наловишь и будет…

Быстро перекусив, запив всё компотом и распихав по карманам яблок, пошел к деревянному строению на берегу – водокачке. Пройдя по пирсу и обогнув насосную, я увидел седого мужчину и мальчишку младше меня. Они ловили рыбу и складывали её в ведро. В ведре виднелись хвосты и головы окуней.

- Здравствуйте! А что сегодня у воблы выходной? – попробовал пошутить я. Но мою шутку не оценили и ответили, невозмутимо перекинув беломорину из одного уголка рта в другой: - Нет её, не клюёт, зараза!

- После обеда будет вобла. – Подал голос мальчишка. Он сидел на самом краю водокачки, у перил. Свесив ноги и болтая ими… Маленький и худющий…

- Деда, хватит уже ловить! Дай нырнуть… - заговорил он просящим голосом.

- Ладно… Но вон, пацан, будет ловить. А ты ему всю рыбу распугаешь.

- А ему окунь не нужен! – крикнул мальчишка, вскарабкавшись на перила. Плюх!

- А-ааа… - заорал он в воде, - Животом!

- Охламон. – ругнулся дед.

- Деда, деда! – Прибежала грохоча по доскам, уже знакомая мне, девчонка в веснушках. Увидев меня, остановилась:

- Здрасти!

- Здрасте!

И повернувшись к деду:

- Деда, бабушка зовёт обедать. Лёха вылазивай! Пошли уже!

- Это мой брат. Дерётся во как! – и она, продемонстрировала мне свой сжатый кулачок. Развернулась и убежала с таким же грохотом, будто нарочно ударяя пятками по доскам.

- Деда, давай быстрее! Остывает… - Донёсся её удаляющийся голос. Седой собрал удочку, взял ведро и молча ушёл. Мальчишки уже не было в воде.

Достав удочку и насадив трепыхавшегося червяка на крючок, закинул подальше от того места, где купался мальчишка. И стал ждать. Леска приятно подрагивала от течения воды. Напротив водокачки, в метрах ста, шумел густой кроной деревьев остров. Берега, поросшие камышом, казались непролазными. Я как-то, в прошлом году, плавал на этот остров. Туда самостоятельно, а оттуда, на старой коряге. Весело было! Место там дикое! Будто нога человека не ступала на этот остров.

Рыба не клевала. Я вытянул леску чтоб заменить червя, но его там уже не было… Закинул ещё раз. У острова шумно приводнилась крупная птица. Пеликан! Ещё один рыболов. Не прошло и минуты, как он что-то поймал и высоко закинув голову, заглотил, потряхивая из стороны в сторону клювом. Везёт же рыболову! Но я напрасно огорчался. Что-то резко потянуло мою леску, уводя её вглубь реки. Леска сильно натянулась впиваясь в пальцы. Я тянул, рыба пыталась сорваться, уводя леску то в одну, то в другую сторону. Но метр за метром и вот показалась тёмная спина рыбины. Когда вытягивал, думал, сорвётся над водой. Но вот она прямо передо мной! Большая, тяжёлая и сильная щука. Снимая с крючка, чуть не выронил, уколовшись о её острые, колючие, как у ежа, плавники. Но всё же я её запихнул в сумку, где она продолжала бесноваться.

Обеспокоившись тем, что она выскользнет и уйдёт в воду, я с надеждой стал осматривать досчатые стены насосной. Искомое найдено! Кто-то заботливый вбил гвоздь. Повесив сумку, я опять закинул удочку. Пеликан у острова спокойно плавал, сверкая белизной оперения. Иногда похлопывая полураскрытыми крыльями.

Водокачка задрожала от топота бегущих ног. Опять эта девчонка!

- Можно, потише! Рыбу распугаешь!

- А… что поймал? – И сняв с гвоздя сумку, посмотрела.

- Ух, ты! Какая большая. Она, наверное, с икрой! Чтоб было много маленьких рыбок… её надо отпустить! – И пошла с сумкой к краю водокачки.

- Эй, ты что?! А ну повесь! – Кинулся я к ней, бросив удочку на пол. Едва я успел забрать сумку у девчонки, как моя удочка стала резко разматываться. И чуть не ушла в воду - я уже в последний момент прихлопнул её ногой. Взяв в руки удочку, повёл ей из стороны в сторону, проверяя, не сорвалось ли. Нет, сидит, сопротивляется.

- Ха-ха… я пошутила, а ты поверил! Давай сумку – повешу.

- Нет уж, я сам…

Но она, ловко выхватив у меня из рук, водрузила её обратно на гвоздь.

- Ну, что смотришь на меня? Давай тяни уж! Кто там попался?!

Я осторожно начал вытягивать леску. Рыба упорно сопротивлялась. Должно быть тоже большая. Но вытянув, я увидел средних размеров окуня. Ладно, сойдёт и такой. Отправил его в сумку к щуке, отчего та вся задёргалась.

Сменив червяка, я приготовился забросить крючок. Девчонка, молча, за мной наблюдала.

- Что тебе ещё? Что смотришь?

- Давай, давай уж… Забрасывай штоль!

Раскрутив грузило на леске как пропеллер, отпустил. И тут же взвыл от боли. Крючок, проколов шорты впился в тело, чуть выше бедра. На крючке поверх шорт дёргался червяк.

- Ой, кровь! – взвизгнула девчонка, подскочив ко мне, - Сам себя поймал! Сейчас позову кого-нибудь…

- Стой! Погоди!

Но она уже убежала, грохоча по деревянному настилу. Только этого мне и не хватало! Чтоб сюда сбежались ещё и зрители! Я убрал свинцовые грузила удочки в карман и аккуратно намотал леску на удилище. Попытался извлечь крючок. Но острая боль не дала мне этого сделать. Он глубоко вошёл под кожу.

Прибежала бабушка, девчонка и какой-то мужик с кусачками.

- Так, рыбак, ну-ка, повернись! – И он бесцеремонно развернул меня к себе.

- Так, терпи! Надо чтоб язычок крючка был наружу – тогда перекусим.

- Пап, а у него бешенства не будет? – Опять ехидничала девчонка в крапинку.

- Приготовься! - Он дёрнул крючок, щелкнул металл. И обе половинки крючка у него в руке.

- На, держи. – протянул он их мне.

На одной половинке, той, что с леской, по-прежнему изворачивался дождевой червь.

- Спасибо. – поблагодарил я папу вредной девчонки.

- Спасибо, Леша! – Вторила мне бабушка.

Я посмотрел на мужчину с кусачками. Что у них в семье все Леши? Это я о мальчишке, брате этой, с веснушками.

- Пойдём, Славик, будем собираться домой. – сказала бабушка, похлопав меня по плечу.

- А копать? Сегодня не будем больше?

- Нет. Нам Лёша помог. – И она кивнула в сторону папы девчонки.

Уже подходя к участку, я вспомнил, не взял сумку с рыбой!

- Бабуль, я сумку забыл. Я…

- Я сейчас её принесу! – тут как тут эта девчонка. Бабушки собирались, я допивал компот, когда прибежала эта вездесущая вредина.

- Спасибо, Даша!

- Даша? – Переспросил я, глядя ей вслед. – Не её имя!

- Имя не понравилось или девочка?

Я пожал плечами и ничего не ответил. Домой меня отправили одного, с пустыми вёдрами и с рыбой в сумке. А бабушки отправились в гости с семьёй мужчины с кусачками. В карманах шорт у меня оставались яблоки, и я ими скоротал себе дорогу. После такого насыщенного жаркого дня, было приятно надкусывать брызжущий соком плод.

Придя домой, я обнаружил, что у меня нет ключей от дома. Хотелось кушать. Чем перекусить я нашёл быстро: под навесом кухни, на столе, стоял самовар и рядом, под салфеткой печенье, бублики и варенье… Потом всё это я дополнил виноградом и крыжовником. Собрав их, помыв и сложив в большой металлической тарелке, поставил на рундук. Лёжа, посматривая в небо и наслаждаясь ягодами, я незаметно уснул. Разбудили меня комары. Красноватый диск солнца уже на половину спрятался за крышу соседнего дома. Бабушки по-прежнему не было. Спасаясь от комаров, я закутался в покрывало, снятое мной с бельевой верёвки во дворе. Возле меня юлой вертелся рыжий псёнок. Усиленно виляя хвостом, преданно заглядывая мне в глаза.

- Что, Шарик, есть хочешь? Пойдём, посмотрим что там осталось… Похоже о нас с тобой забыли.

Остались только два печенья и один бублик. Я поделил это по-братски – ему бублик, мне печенье. Я вышел в палисадник. Шарик, в надежде, что ему что-нибудь перепадёт, за мной. Я посматривал по сторонам улицы, прохаживаясь от калитки палисадника до ворот двора. Бабушки не было. Бегали собаки, ходили прохожие, да, соседи гнали коров…

Солнце уже спряталось за деревьями соседского сада, окрасив склон неба в оранжево-жёлтые оттенки. Зажглись первые звёзды. Назойливое комарьё лезло под покрывало и кусало за ноги. Мне пришлось сорвать ветку сирени и отгонять их ею. Сидя на рундуке, я прислонился к перилам и начал опять засыпать…

Скрипнула вертушка калитки, щелкнула щеколда ворот, Шарик радостно запрыгал потявкивая… Ну вот дождались.

- Славик, заболтались мы совсем! Завтра поплывём на острова, ежевику собирать. Нам сегодня Лёша объяснил, где её искать.

- Плывите! Я дома буду.

- Дома? Что ты будешь делать дома? Рисовать? Ещё успеешь нарисоваться! А ты был на островах? Ты вообще представляешь, что это такое плыть под парусом?

- Бабуля, я не хочу! Об этом удовольствии я в книжках прочту…

- Ну, уж нет! Поедешь! Ещё спасибо потом будешь говорить… Это же поход! Сейчас кушай и спать. Нам рано вставать. Баб Настя придёт в три, тебя разбудим в четыре…

- Что в такую рань? В середине ночи? Да вы что?

- Выспишься в лодке, пока плыть будем.

- Бабуля, ты диктатор!

По закрытым глазам пренеприятно ударил свет.

- Славик… Славик… Вставай… пора уже… Славик… вставай…

Я отвернулся к стене и от этого света и этого назойливого голоса. Но меня трясли за плечо, стаскивали одеяло. И над всем этим звучал голос:

- Славик вставай… Славик пора… Славик… Славик…

Меня подняли с постели и я сидел на кровати пытаясь понять что происходит. Снится ли это мне или на самом деле… Наконец я понял что от меня хотят. Кое-как оделся и вышел в сад. Мне дали в руки куртку: одевай! Потом какой-то тяжёлый свёрток водрузили на плечо и в руку вложили тяжёлый мешок: неси! И мы пошли. Я шёл за двумя фигурами впереди, так и не осознав, зачем и куда. Я знал: надо идти!

До меня стали доходить звуки: звон ведра, гулкий звук шагов в лодке, стук весла и скрип уключины… Мы загружались в лодку.

- Славик, сталкивай и запрыгивай… И я сталкивал лодку в воду, залазил в неё и поудобней устраивался на носу. Я дремал. Лодка покачивалась, журчала вода, скрипели уключины вёсел. Гулко и отдалённо звучали голоса.

- Хватит ему уже спать! Скоро на основной рукав выйдем. Надо будет парус ставить.

- Всё, проснулся… - подал я голос и принял вертикальное положение. Оглядевшись, я понял: мы плывём. И плывём довольно давно.

Небо сплошь усеяно звёздами. Мутной змеёй тянулся Млечный Путь. Луны не было. И над рекой висела туманная дымка, приглушающая голоса и влагой осаждающаяся на одежду и предметы.

- Бр-ррр… что так холодно-то, а?!

- Если проснулся – садись на вёсла! Грейся! Мы уже устали…

Первые несколько гребков дались мне тяжело. Мышцы вяло и неохотно тянули. Но уже скоро я вошёл в ритм и мы пошли бодро к выходу меж островов, к большой воде – к основной и широкой реке, где берега едва виднелись.

Стена деревьев справа окончилась песчаной косой, открывая ширь Волги. Почти безграничные просторы вод отражали первые проблески зари. Туман расселся и было видно как ветер закручивает гребни волн. Моего лица коснулся ветерок и затих. Опять дуновение. И вот уже лёгкий бриз разворачивал старую лодку по течению реки. Бабушки засуетились.

- Прасковья, давай парус! Ладь…

Они вдвоем ловко развернули брезентовое полотно и закрепили к перекладине.

- Славик, бери мачту. Ставь вот сюда!

- Где мачта эта?

- Да, вот же она! Поднимай… Я поднял со дна лодки бревно с прорезью у заострённого конца и вставил в отверстие посередине скамьи, уперев основание под нею. Пока я поднимал и ставил мачту, бабушки успели пропустить через прорезь в бревне канат и дружно подняли перекладину с брезентом, закрепив концы вшитой в него верёвки по бортам лодки.

Парус сонно хлопнул тканью и обвис. Но вот подул, просыпаясь, ветер и упруго наполнил парус своей силой. Лодка почувствовав ускорение, задрожала и, набирая скорость, понеслась вперёд. За бортами стремительно зажурчала вода, лодку слегка вдавило в реку.

- Славик, хватай весло и на корму! Правь!

Я плюхнулся на корму с веслом. С ужасом наблюдая, как быстро у кормы проносились струи воды. Вода была так близко ко мне!

- А мы не утонем? А?

- Правь! Правь!

- А куда его тут ставить? Весло…

- В руках держи и покрепче, чтоб не вырвало.

Последнее предупреждение поступило вовремя: весло коснулось уже воды и её мощь, чуть не увлекла его за собой, в реку. Струи воды, журчащие по бортам, закручивались спиралями за веслом…

- Левее, Славик, левее… держись середины реки. Там течение быстрее. Быстрее приплывём.

Лодка вибрировала, мачта скрипела у основания. Но лодка, увлекаемая парусом, стремительно неслась вперед. Впереди показалось солнце, оно стремилось оторваться от горизонта, от островов поросших лесом.

Серый брезентовый парус, раскрашенный большими ржавыми пятнами, был с заплатками. Они отличались от старого полотна зеленью новенького брезента. Видимо, ночью, когда я спал, бабушка его латала. Я посмотрел на неё: неужели не хочет спать? Бабушки о чём-то переговаривались на носу лодки. Весело посматривали в мою сторону, говоря, видимо, что-то смешное обо мне. Еще бы! Я как заправский рулевой сидел на корме и вёл нашу утлую шхуну к далёким и не ведомым берегам, к берегам, поросшим камышом, кустами ежевики… и лотосом, качающимся в тихих водах ериков. Туда, где обитают только вороны, да лягушки… Хотя я неправ, конечно, бабушка говорила мне, что там есть и лисы, и зайцы… рыщут волки… Есть там и кабаны… А вот и ещё один житель диких мест! Высоко в небе, прямо над нами, кружил пернатый хищник. Орёл? Я почувствовал некое сожаление, что так мало знал о природе здешних мест. А ведь мой дед, заядлый охотник и рыбак, неслучайно сюда перебрался из Баку. Здесь есть, на что посмотреть и чему удивиться…

У отчаянных путешественниц, двух не унывающих бабушек, проснулся аппетит и они, один за одним, извлекли из мешков у их ног, узелки с провизией. Варёная картошка, помидоры, варёная, а ранее высушенная, рыба… а вот и яйца показались… Да, действительно, проголодались. Жестом спрашивают меня, что я буду. Качаю отрицательно головой. Но завидев яблоки, показываю, как надкусываю яблоко… бабушка поняла и, пробравшись осторожно по лодке, придерживаясь за борт, протянула мне три яблока.

- Скоро опять пойдём на вёслах. В ериках нет ветра. Так что отдыхай пока…

Она вернулась на своё место. Бабушки что-то стали обсуждать, показывая друг другу на берег по правому борту. Повернулись ко мне и машут руками, показывая направление. Смотрю туда, а там сплошная стена камыша и чакона. Направил лодку в указанном мне направлении… Ветер неожиданно стих. Парус пару раз надулся и обвис. Лодка, потеряв ход, закачалась на волнах. Нас несло течением и совсем не туда…

- Разбираем мачту и на вёсла!

Я и не предполагал раньше, что у этой спокойной старушки может быть такой командирский, командный голос. Капитан корабля! Солнце уже припекало и я, сняв с себя верхнюю одежду, сел за вёсла. В несколько гребков мы подплыли к стене зарослей, которые при нашем приближении расступились в стороны, обозначая едва видимую протоку, вся её поверхность была затянута плавающими на воде растениями…

- Всё, здесь мы на веслах не пройдём… Славик, складывай их. -

Бабушка быстро взяла длинную неровную палку, выполнявшую роль шеста, и, отталкиваясь от дна протоки, направила лодку вперед, в заросли камыша у огромного дуба, заселённого несметным количеством ворон. Продравшись через камыш, мы оказались в небольшой бухте с чистым песчаным берегом. Вытянули нос лодки на берег и бабушки, прихватив по горлянке, посудине из сушёной тыквы, пошли в разведку: ягоду искать. Они скрылись в высокой траве, в мой рос, и только шелест её и покачивание выдавали их присутствие. Но вскоре всё стихло в густой, сумрачной тени деревьев.

Я бродил по берегу, разглядывая и удивляясь первозданной дикости. Пару раз чуть не наступил на водянку, одна стремилась к реке, другая - на берег, с небольшой рыбой в пасти. Трогать их не стал. Не стал кидаться камнями или бить ветками, как это делают многие полуразумные… Мне нравились змеи. В них есть что-то таинственное, магическое. Они будто из другого мира, из другого измерения… Эти безногие существа вездесущи и стремительны. Пока я разглядывал змею с добычей, на лодке хозяйничали вороны. Они со знанием дела прыгали по сумкам и мешкам, заглядывая в них.

- А ну, пошли! Кыш! – Замахал руками я ещё издали и на бегу. Мои вопли не вызвали у них ни какой паники. Они, посмотрев в мою сторону и, видимо, оценив расстояние, продолжали мародёрствовать в нашей лодке. И только когда я схватил ветвь и подбежал, они взмыли в воздух. Пройдя по воде к корме, я понял: эти воровки улетели с добычей. Один свёрток с едой они сумели развернуть, раскрошив хлеб и картошку. Аккуратно всё собрав, я стал внимательней следить за лодкой и вовремя успел пресечь ещё две попытки вторжения этих крикливых и наглых птиц.

Пришли бабушки. Здесь мало ежевики, сетовали они и показывали мне полунаполненные горлянки. Надо на другой, второй остров. Он рядышком тут…

Мы столкнули лодку в воду. И опять пробирались сквозь густые заросли, пригибаясь и уварачиваясь от свисающих низко ветвей деревьев, росших у самой воды. Их мощные корни, как гигантские змеи переплелись, давая пристанище множеству лягушек и мелким, водяным, черепахам.

Проплывая почти вплотную возле корня дерева, выглядывавшего из воды, я заметил маленькую черепаху. Она сидела совершенно рядом. На расстоянии полувытянутой руки. Длинная шея с маленькой головкой, тёмный, плоский панцирь, усыпанный светлыми пятнами. Я протянул руку, намериваясь её взять её за панцирь. Но она укусив меня, за палец, юркнула в воду.

- Ах, ты…

- Славик, а ты что думал? Она игрушечная? И позволит взять себя? Им такие вольности не знакомы… Славик, смотри! Вон видишь, это растение на поверхности воды? Это чилим, водяной орех. Мы им в войну от голода спасались. Считай, все на нём и выжили.

Бабушка наклонилась к воде и вытащила пучок растения. Что-то сорвав, протянула мне. Это были зеленоватые плоды. Плотные и рогатые, как мины первой мировой войны. Значит чилим... Моя каникулярная экскурсия в самом зените!

Из узкой протоки мы выбрались на открытую воду. Перед нами была неширокая речушка, возможно тоже ерик. Пройдя немного вдоль неё, направили лодку к берегу. Непосредственно к берегу нам пристать не удалось. Всё мелководье было затянуто корнями деревьев, росших у самой воды. Обмотав цепь вокруг ближайшего ствола дерева, мы по воде вышли на сушу. Бабушки опять ушли осматривать окрестность, а я, побродив по воде, присел на мощный корень, выступающий из воды. Здесь в большом количестве летали стрекозы, и очень большие, и, совсем, крошечные. Иногда мелькали и бабочки. Вода совершенно прозрачна, чистое, золотистое дно… Стайки разнообразных мелким рыбёшек, метались по отмели, видимо, хорошо закрытой от хищных рыб. Вот мимо моих ног проплыл змееподобный малёк угря, вот бьётся о ноги рыбёшка напоминающая окуня… Здесь было небольшое течение и я заметил как оно несло крупную улитку, с витым заострённым панцирем. Она извивалась всем телом, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Таким спасением для неё стала моя нога. Она ловко ухватилась за большой палец и поползла вверх. Шевеля рожками-антеннами, она ползла выше и выше…

-Славик, выгружай всё из лодки! Тут будем. Ежевики несметное количество…

Вышедшие из чащобы бабушки, несли хворост. У них заметно прибавилось настроения.

- Сейчас поставим самовар, попьём чайку с еживичкой и пойдём собирать. А ты, Славик, удишь рыбу. И сделай кукан для неё. Там, в каком-то мешке я верёвку припасла… Пусть рыба будет свежая и живая. Сварим ушицы.

Я носил по воде вещи из лодки, а бабушки принимали их у меня на берегу. Потом собрали достархан у огромного старого, лежащего на песке, ствола дерева. С него местами уже облезла кора и бабушки ловко из неё сделали себе сиденья и что-то большой подставки под пищу или разноса… Закипел самовар, поставленный прямо на песке. Перекусив, бабушки пили чай с ежевикой. От плотного завтрака меня потянуло в сон. Я задремал…

- Просыпайся! Славик… Поднимайся! Мы уходим. Не забудь рыбу наловить…

- Ладно, ладно… - Я поднялся и сонно пошёл к лодке. Что за каникулы у меня такие: всякий раз меня будят и не дают выспаться. А скоро опять в школу – ранние подъёмы, уроки допоздна, зима с коротким днём… Бр-ррр… Я передёрнул плечами, стряхивая с себя неприятное видение. Зайдя в воду умылся и, забравшись в лодку, прошёл к корме, там, под сиденьем я оставил сумку с удочками и банку с червями…

Рыбалка обещала быть удачной. Мне сразу же попался крупный окунь, потом ещё один и ещё… Видимо эти хищники поджидали у мелководья своих жертв и сами стали жертвой – я их поймал. Потом был сом. При всей моей брезгливости к этой рыбе, я и его отправил болтаться на кукан. Сомов я не любил из-за их пристрастия к лягушкам и всякой падали в воде… А ещё они какие-то склизкие… Но бабушка любила сома. Говорила он сочный, мягкий, сладковатый и, самое главное, без костей. Попалась пара щук и несколько воблёшек, случайно, видимо, попавших в это скопище хищников. Кукан становился всё тяжелей и тяжелей. А мне всё сложнее и сложнее насаживать на него рыбу. Один раз я его даже упустил – пришлось нырять за ним. И на удивление, попался на крючок мне бычок-ротан. Он же только в солёной воде живёт! Или этот адаптировался?! И он, почему-то, был с голубыми глазами. У нас, в море, они с тёмными…

Пришли бабушки, с доверху наполненными ягодой вёдрами и полными горлянками.

- Ух, ты… сколько много… Варенье будем варить?

Они устало поставили вёдра у коряги и присели.

- Славик, выложи все вон из того большого мешка… Расстели его в тенёчке, подальше от солнца… но на песке… и высыпь на него собранную ежевику… Что наловил? На уху хватит? Да, да… так высыпай! Аккуратней только…

- Много наловил… Даже домой возьмём! У меня, как и у вас – урожай. Правда, в основном окунь…

- Вот и славненько… из окуня наваристая ушица будет. – Сказал,а поднимаясь баб Настя. – Пойдём, посмотрим… Потом отдохнём… попьём чайку и ушицу сварганим.

- Что сделаем? – Переспросил я. – сварганим?

- Да! Сварганим. Сварим… так понятней? Иш, горожанин! «Сварганим» первый раз слышит. Учись, пока мы живы! И чему только вас в школе учат… Только аглицким словам? Нерусь!

- Да ваше «сварганим», наверное, тюркское слово. Так что «нерусь» Вы зря…

- Это, какое такое «торское»? Что за нация?

- Тюркское! Это, как и славяне… много народов от них произошли… или язык унаследовали ассимилировав с ними… Татарское, казахское… башкирское, может быть! «Башка» ведь нерусское слово, а вы все говорите его: «Думай башкой», «что у тебя в башке» или «как дам по башке»… - Засмеялся я.

- Иш, грамотей! Давай показывай улов!

Мы стояли уже в воде, у лодки. Я, забравшись в неё, пробрался к корме, отвязал кукан и осторожно провёл его вдоль борта на нос лодки, к баб Насте.

- Во сколько!

- Молодец, молодец! – К нам подошла бабушка с котелком. – Ну, что Настя… сварим окуньков? Или сварганим? – сказала она, хитро глянув на меня.

- Ха! Я уже усвоил урок. Сварганим – сварим…

- Или сделаем. – Сказала баб Настя, снимая окуней и выкладывая их в котелок моей бабушки.

Я вернул кукан на место, а они пошли чистить рыбу. Ловить мне уже не хотелось, но, вот, перекусить бы было не плохо… А так как уха лишь намечалась, я пошёл лакомиться ежевикой. Вкусняка! Невероятно вкусная ягода и даже не понятно как так – дикая! Росли бы так же, дико, арбузы с дынями… Эх, сейчас бы арбузика… Не видать мне арбузов астраханских – я уже уеду или буду уезжать, когда они появятся на рынках…

Меж двух рогатин, плотно загнанных в песок, положили ветку и повесели на ней котелок с будущей ухой. Развели костёр. И уже скоро уха забулькала, брызгая на огонь, от чего тот недовольно шипел и плевался искрами. Бабушка бросила целыми, не чищенными, луковицы, горсть перца горошком… Попробовала на соль.

- Попробуй. – Протянула мне с ложку с парящей жидкостью. – Не пойму что-то…

- Н.. нет, спасибо! Не хочу пробовать… Горячая уха.

- Настя… - Бабушка протянула ложку подруге.

- Думаю, что хватит. – Сказала та. – По вкусу подсолим в тарелках…

Уха удалась! Наваристая. Вкусная, с каким-то особым привкусом. Наверно это запах костра. Я уже заметил, что чай самоварный вкусней, чем при кипячении в обычном чайнике. В чём секрет? Магия огня? Мистика… Можно понять древних людей, поклонявшихся огню. Огонь это – вкусная, горячая пища, огонь это – тепло… Прометей пожертвовал собой ради огня и людей… Так они и стали огнепоклонниками! Правда, огонь это и смерть. Тем больше значимости огню! Спички детям не игрушка… так кажется.

Неутомимые бабушки опять собрались за ежевикой.

- Доберём и будем собираться. Интересно сколько времени сейчас?

- Айн момент, бабуля. Сейчас посмотрим на солнечные часы. – Быстро с ориентировавшись по движению солнца, восток и запад, и, начертив круг на песке, разметив его, поставил ветку в центр…

- М-ммм… Получается… примерно два часа! Плюс-минус пятнадцать минут…

- Хорошо. Есть ещё время. Пошли мы.

- А мне что делать?! Можно с вами?

- Можно. Но сначала долови рыбы – чтоб и нам и баб Насте хватило. Возьмёшь вон ту горлянку. – Бабушка показала на небольшую горлянку, в которой до этого у неё были сложены варёные яйца.

- Ладно.

Я уже сидел на корме и разматывал удочку. Клёв был хорош. И лишь единожды удача отвернулась от меня. Я потеряв бдительность забросил грузило по дальше, к самому краю протоки… А вытянуть леску не смог – зацепился крючок мой… Я нырнул, в надежде отцепить… но в том месте было глубоко и темно… Вдруг там сом сидит и поджидает жертву?! А тут я. Нате, ешьте… Я в панике вынырнул и быстро забрался в лодку. Ну и ладно! Не очень-то и хотелось… У меня ещё есть удочка. Потянув сильно и резко, я сломал крючок. Собрал бесполезную уже удочку и, закинув её в сумку, извлёк другую, с двумя крючками. Насадив червя только на один, самый верхний крючок, закинул. Рыбалка продолжилась, и скоро кукан стал полнее прежнего и совсем неподъёмным… Понадёжнее закрепив пойманную рыбу, сложил удочки. Взяв указанную мне тыкву и отправился искать собирательниц ягод. И уже скоро нашёл их по голосам. Они напевали старинные песни…

- Вы чего это поёте в лесу?

- А, пришёл?! Змей отпугиваем. А то их тут пруд пруди… Укусит и поминай как звали! А жить то ещё хочется, вот и на свадьбе твоей погулять, например…

- Я никогда не женюсь!

- А что так?

- Все девчонки вредные. Только жизнь себе портить…

- Во как! Настя слышала? – Засмеялась бабушка.

- Все они так говорят… Аппетит приходит во время еды! – подала голос баб Настя где-то поблизости, из-за куста ежевики.

- Аппетит здесь причём?! – Обиделся я. – Все девчонки вредины, ябеды и зазнайки…

- Ты здесь поаккуратней! – Сказала мне резко бабушка. – Там вон, внизу, осиное гнездо… заденешь их – убежишь как ошпаренный… Осторожней будь, смотри внимательней и их не трогай. Мы не трогаем их, они не трогают нас. Понял?

- Ес! Понял…

И я включился в процесс. Бабушки опять запели песни, распугивая змей, а я не торопясь ел и складывал ежевику в горлянку, висевшую у меня на шее и болтавшуюся ниже груди, у живота… Бабушки очень быстро отдалились, их голоса слышались где-то далеко впереди. Мне в который раз попалось осиное гнездо, да ещё, какое, большое! На нём плотно роились осы. Одни взлетая с него, другие садясь, занимали их места. И как на зло, возле этого гнезда, на ветвях кустарника, вокруг, много ягод… а мне ещё половину горлянки собирать! Здесь бы я смог набрать горлянку и ещё вдоволь наесться! И я решил, взяв ветвь по длиннее, чтоб не покусали, скинуть гнездо. А потом подойти, когда всё успокоится, и собрать. Решено - сделано! Я нашёл длинную ветвь, подкрался и сбросил гнездо. Оно тяжело упало в траву, несколько раз ударяясь о нижние ветви. Осы заклубились вокруг куста и отдельные потянулись в мою сторону. Я решил бежать. Быстро продравшись сквозь кустарник и траву, выскочил на берег и забрался в лодку. Так на всякий случай, чтоб если что в воду нырнуть… Моя горлянка осталась возле куста. Не потерять бы её... Но всё было спокойно. Хорошо! И я, сидя на борту лодки, у кормы, принялся её раскачивать, как на качелях… И вдруг! Ой! Ай! Из зарослей вылетают бабушки, и громко топая ногами, в резиновых сапогах, бегут в мою сторону… Я испуганно подскочил в лодке.

- Что такое? Волки?

Лодка продолжала раскачиваться и я потерял равновесие, падая за борт, уцепился ногой за скамью… Лодка перевернулась. И я, погрузившись в воду, с ужасом увидел, как в воде падает бабушкин самовар, подняв облако мути со дна. Когда они успели его в лодку положить?!

Вынырнув, я увидел сидящих, по-шею, в воде бабушек.

- Ну что, доволен? Говорила же, не трогай ос! Балбес, стоеросовый! – накинулась на меня бабушка.

- А я-то здесь причём? Я тут был…

- Вот именно: ты тут был! А должен был собирать ягоды… Значит – сбил и сбежал… Кусайте осы бабушек! Они быстро бегать не умеют… Лодку перевернул… Хорошо, Настя отговорила складывать, а то бы и ягоды плавали сейчас…

- Ой, Прасковья! – Воскликнула баб Настя. – А самовар-то в лодке был. Я сама же его ставила…

Я не говоря ни слова, нырнул. Муть поднятая паденьем самовара рассеялась и он лежал на боку, отражая солнечную рябь воды… С первого раза вытащить его мне не удалось, но после двух погружений я его зацепил и, почти пешком, по дну, извлёк на поверхность.

Бабушки уже стояли на берегу. Мокрые. И сокрушённо смотрели, то на меня стоящего с самоваром в воде, то на перевёрнутую лодку…

- Переворачивай и суши лодку. – сказала вздохнув бабушка. – А мы пойдём, соберём рассыпанную ягоду. Хорошо хоть парус сухой… на берегу остался… А вёсла где?! Уплыли? Как мы добираться будем…

Я нырнул подлодку. Вёсла были на месте. Застряли уключинами в гнёздах…

- Порядок! – Вынырнув, радостно выдохнул я. – На месте! Есть у нас вёсла…

- Мы пошли, суши лодку…

Кое-как я перевернул лодку, но она была полна воды. Как я её вычерпаю, да ещё в таком количестве? Подумав, я решил её перевернуть опять верх дном и затащив носовую часть на ближайший корень, приподняв перевернуть… Так я и поступил. Тяжело, но я её вытащил на корень, почти до половины… с приподниманием такой тяжести оказалось сложнее и потопу перевернул как получалось… Результат меня порадовал – воды было немного. И я взял алюминиевую кружку вычерпывать воду…

Когда пришли бабушки, воды почти не было… так, немного болталось под мостками…

Глядя на бабушек, я подумал, как хорошо, что они не носят с собой зеркала. В старом комедийном фильме я видел такое же лицо, у заправщицы, которую покусали пчёлы…

- Славик, загружаемся! Укладывай вещи к корме, а ежевику сложим в нос лодки…

Самовар вернули в лодку и поставили его в середине. Все вещи я загрузил в корму, так, что там оставалось место только для ног. На носу лодки бабушки постелили разобранные мешки и ссыпали всю ежевику, что не уместилась в вёдра и горлянки.

- Собери хворост, чтоб самовар в дороге растопить…

- Что прямо в лодке? А если…

- После того как ты её утопил, ей пожар не страшен.

Я понял, что лучше помолчать – они ещё не отошли от потрясения. Собрал хворост. И мы, наконец-то, отчалили от этого щедрого на приключения острова. Мне даже не пришлось грести. Бабушки шестом, по очереди передавая, его друг другу, вывели лодку к большой воде. Мы дружно поставили парус и лодка, вновь, почувствовав силу ветра, понеслась вперёд. Вновь, вдоль бортов зажурчала, стремительно проносящаяся вода. Река уже не была пустынной как утром. По ней проходили моторки, проносились алюминиевые шлюпки с мощными «вихрями»…

Моя бабушка растопила самовар. А я сидел на корме с веслом и правил лодкой. Бабушки сидели на мостках лодки, на дне её, опершись спинами о борта, и что-то жевали и явно ждали чай. Они то и дело посматривали на самовар. А может, переживали, что он перевернётся?

Обгонявшие нас, в современных, скоростных моторках и шлюпках люди, весело махали нам руками, показывая друг другу, то на наш латаный парус с ржавыми пятнами, то на дымивший как паровоз самовар. Обгонявшие, улыбались нам, а некоторые и вовсе откровенно хохотали. Уж не знаю над чем, толи над парусом, толи над самоваром, который дымил в лодке, а может, над распухшими от укусов ос лицами старушек… Мне на корме было не уютно. И я завидовал всем этим людям, в лодках и шлюпках. Мне было стыдно сидеть в старой лодке, влекомой латаным парусом, с самоваром, дымящим в мою сторону. И я отворачивался и от этого дыма, и от этих ликующих людей, и от лиц покусанных осами. И мечтал побыстрей бы добраться до дома и скрыться от всего этого. Мне было стыдно.

Но я тогда ещё не знал, что и этот латанный брезентовый парус, и этот дымящийся самовар, и эти покусанные лица навсегда останутся в моей памяти добрым и светлым пятном. Я тогда ещё не знал, что это то, что я буду помнить всю оставшуюся и долгую жизнь.