В 1928–1932 годах в СССР прошел целый ряд крупных политических процессов. Все они имели экономическое значение и проходили под знаменем борьбы с „правой опасностью". Одним из них и было „Астраханское дело" — „астраханщина". Об „астраханщине" в 1929 году много и обстоятельно писали газеты — не только местный „Коммунист", но и центральные „Правда", „Известия", „Борьба" и другие. Объективным содержанием „астраханщины" стало массированное сворачивание остатков товарно–денежных отношений на территории Астраханского края, ликвидация рыночных структур во всех сферах ловецкого и сельскохозяйственного производства. По сути дела, процесс представлял собой грубо сфабрикованную фальшивку, направленную против частного сектора местных рыбных промыслов. Частный сектор, допущенный в годы НЭПа к рыбной промышленности, стал в последующие годы укреплять свои позиции. Развитию частного сектора способствовали и субъективные, и объективные причины. Среди объективных причин — дешевые водные пути, поднятие доходности частного промысла, большой наплыв сезонных рабочих, а к субъективным можно было отнести б льшую заинтересованность наемного работника в частном промысле, чем в государственном. „Астраханщина" отличалась от других аналогичных процессов сложной и разветвленной структурой. Речь шла не об одном, а о восьми политических и уголовных процессах. Среди них были „Марфинский процесс" („правый уклон" в деревне) и „Дело о святейшей контрреволюции". Марфинский процесс долгое время преподносился официальной идеологией как „кулацкий мятеж". В это же время в крае проходил еще один надуманный и тщательно сфабрикованный процесс по делу о „святейшей контрреволюции", направленный против Архиепископа Филиппа (Ставицкого) и других служителей православного культа. Наиболее крупный и известный — процесс, проходивший в здании Зимнего театра. Он начался 29 августа и длился более месяца. Частные владельцы астраханских рыбных промыслов обвинялись во всех „смертных грехах" — от морального разложения до контрреволюционной деятельности. Основным стало обвинение в товарном характере промыслов, оно рассматривалось как политика подрыва экономической мощи Советского государства, попытка „экономического саботажа и контрреволюции". Серьезные меры были приняты и по отношению к тем партийным руководителям, которые хотя бы в малой мере способствовали частному рыбному промыслу. Газеты спешили выразить „голос народа", требуя беспощадной расправы с врагами. Суд по делу „астраханщины" приговорил председателя Губернской налоговой комиссии А. В. Адамова, заместителя заведующего налоговым подотделом Губфинотдела А. А. Алексеева, заведующего Торготделом А. В. Панкова, его заместителя Протодьяконова, члена Губернской налоговой комиссии Г. А. Власова, фининспектора И. Н. Семикова, агента рыбно–сырьевой конвенции Торготдела А. И. Авдеева, а также частных рыбопромышленников и торговцев И. С. Солдатова, Х. М. Заславского, С. Н. Кузнецова, И. Е. Калинина, Н. С. Блоха, С. А. Вишнепольского, М. В. Полевого к расстрелу. Впоследствии Панкову расстрел заменили десятью годами лагерей. К такому же сроку были приговорены еще восемь рыбопромышленников и пять сотрудников государственного и советского аппарата. Всем им инкриминировалась „экономическая контрреволюция" или статья 58–7 УК РСФСР. В общей сложности, по делу прошло 129 человек. После этого процесса прошла чистка в рядах Окружной партийной организации. „Астраханское дело" стало прологом к началу форсирования темпов огосударствления и создания государственной монополии в экономике страны.
Материалы Четвертой краеведческой конференции. Часть II.— Астрахань, 1992.— С. 48–52.
От тоталитарного мышления к гражданскому самосознанию астраханцев : обществ. чтения : вып. 1.— Астрахань, 2000.— С. 66–67.
aonb.astrakhan.net